Карасятник

Понаехал к нам тут один из некоего города Белгорода. И, через какие-то ну очень хитрые связи устроился на работу. Забавный такой...
Во всём забавный. И разговаривает смешно, и ходит, и фразы строит. Но, самое интересное не это. Сели обедать. Сей понаех взял рассольник и гуляш с картофельным пюре. А потом взял и этот самый гуляш с пюре в рассольник вывалил, перемешал и принялся это всё употреблять. Мы посмотрели на это какое-то время, а потом мой коллега поинтересовался, зачем оно это всё совершил. Тот с нами поделился сокровенным: "А что? Оно же всё равно внутри перемешивается.". После обеда я ему порекомендовал подумать о том, чтобы и компот в туда же выливать. Он ушёл задумчивый такой. Думаю, буду теперь есть, как раньше, не вместе со всеми. Благо, у меня такая возможность есть.
***
У коллеги старшая дочка закончила школу и ищет в куда бы поступить. Этим всем он по-отцовски делится и советуется. Ну, там ещё любофффь, нежелание жить с родителями и всё такое, но то - не суть того, что моё внимание привлекло.
Она совалась в какие-то там институты, а современная молодёжь, она же не хочет понимать, что "за всё нужно платить"(тм) и всячески хочет попасть "на бюджет". Так вот, коллега поведал, что попасть на этот самый "бюджет" почти невозможно. Однако, есть там некая квота, типа, на (цитирую буквально) "выходцев с Крыма"(с). Не "уроженцев", а именно "выходцев", чуть-чего. Меня это несколько удивило я попытался уточнить, что и как, но больше ничего интересного он мне не поведал. Может, кто в курсе этой темы? Теперь эти самые "выходцы" типа других "выходцев"(которые любят лезгинку и красные мокасины), что ли?
У него тесть, кстати, этакий перекатипольный и сейчас, как раз, ошивается в том Крыму. Так вот, они с супружницей разрабатывали план коварный, чтоб спровадить дочку к деду, а он бы её там прописал, а она бы вернулась уже "выходцем с Крыма" и сразу - "на бюджет". Но план провалился.( Дочка им заявила: "Вы меня просто спровадить хотите! Не дождётесь!". В общем, гормоны там, то, да сё...
***
Вот.


Горячее копчение я делал уже очень давно и на этой коптильне, и на более простой. У этой есть плюс, что на ней вполне можно делать дома на балконе. Здесь на фото нет нижней части, а она - электрическая и с термостатом. Поэтому вполне легко находится температура тления и копти при отсутствии газа (у меня его нету) сколь угодно.
На фото - именно коптильня холодного копчения. Давно хотел, но все, кто делать это пытался раньше без чего-нибудь, типа "бани по-чёрному", потерпели фиаско. Один на даче сделал четыре метра дымохода под землёй и всё-равно оказалось мало для остывания дыма летом. Вроде, по поздней осени он чё-то накоптил потом, но я уже не уточнял.
Вынужден признать, что решение дымогенератора - изобретение на грани гениальности. Учитывая компактность и удобство аппарата - просто нет равных. Коптить деревенскими объёмами, как это делают в "чёрных" банях в городе, просто ни к чему, да и нечего. Поэтому, трёхуровневой коптильни с фото вполне достаточно по загрузке на одну семью.
Суть аппарата в том, что в колбу со второго фото (дымогенератор) загружается щепа или смесь щепы и стружки. Маленькая коробочка с проводом - обычный компрессор от аквариума. Он нагнетает воздух в тройник в верхней части дымогенератора, вызывает разрежение и обеспечивает тягу дыма из нижней части дымогенератора в резервуар коптильни. Дым заходит в коптильню холоднее температуры тела. Думаю в пределах 25-30 градусов. Рыба коптится вполне пригодно часов за 10, сало и мясо - 15. Три-четыре загрузки щепы на одно копчение. Контроля требует минимального. Может потухнуть раз за несколько часов, нужно потрясти и поджечь.
Теоретически можно коптить и несколько дней, с перерывом на сон. Нужен просто кто-то, кто способен осуществлять совсем не хитрый контроль и перезарядку.
Рыбу и мясо фотать не стал, чтоб слюной кто-нить не захлебнулся.

Тот день вообще не задался сразу. С утра болела с похмелья голова, поскольку прошлым вечером было аж два дня рождения у двоих в казарме и эти двое на коньячный спирт не поскупились, а вот на закуску преобладал горячий хлеб. Небольшое количество сала и джема ситуацию не сильно исправили. Впрочем, ближе к обеду голова решила, что болеть сильно долго ей не очень хочется и перестала.
Старший бронегруппы (тогда - капитан Ковальчук) отпросился у оперативного дежурного по части и с семьёй покатил в Марнеули на рынок за покупками. Автоматчик Юрка Иванов затемпературил ещё два дня тому как.
В общем, нас было всего трое. Я, Муслим и Андрюха за старшего, как официальный заместитель на должности пулемётчика.
Команда поступила с КПП от оперативного дежурного. Я плохо слышал сам, посколь кемарил на броне, но чё-то, типа: "нападение на военнослужащего, хинкальня у нижнего КТП, действовать по обстановке". В общем, когда я всыпался в БэТР и прибежал с КШМ-ки Муслим, мы выезжали невесть куда, невесть почему и не понимая, чё нужно делать.
Езды там минут шесть. Когда подъехали, там уже стоял шум-гам-тарарам, но выстрелов не было слышно. Однако, в любом раскладе, топать на улицу нужно было нам с Муслимом, а Андрюхе весь этот балаган держать под прицелом и сидеть на связи. Иных раскладов не было. Учитывая, чё было видно через окна хинкальной, идти туда вдвоём было несколько очково, тем более, что неясно было, насколько вероятна возможность стрельбы. Пошли помалу... Рисковать не стали, патроны дослали.
Внутри шла обычная такая кабацкая драка. Прапорщика Белана били трое ногами. Прапорщик Айвазов отбивался тубареткой в углу. Ещё местные месились с местными в двух местах.
Плечом к плечу, будучи готовыми сразу развернуться спина к спине, мы с Муслимом двинулись к Белану. Уже на подходе я, сильно матерясь, крикнул, чтоб пинающие разошлись. Они не послушались и мы врезали по ним со всей дури ногами и локтями. Раскидали, получилось. Спина к спине прикрыли прапора и ждали, пока он поднимется, чтоб двинуться к выходу.
И тут одновременно на пороге нарисовались два наших капитана и рванулись в эту всю катавасию, а со стороны кухни появился какой-то чернявый невысокий и рванулся к прикрываемому нами прапору. Я успел чуть раньше и от всей души залепил ему сапогом в грудину. Он сел, потом завизжал, а потом выхватил какой-то ихний местный национальный ножик-режик и кинулся на меня. Собственно, мы были один на один, поскольку капитаны завершали ситуацию несколько дальше, Муслим прикрывал мне спину, а Белан только-только встал с пола на коленки. Чернявый оказался ну очень шустрый и на выпаде-таки достал меня по губам на несколько миллиметров. Как раз после этого у него чё-то там захрустело в грудине от приклада АКМС-а. Но, он, на адреналине видать, успел ткнуть ещё раз, в кисть, когда я блокировал автоматом удар. Потом я ему наотмашь впечатал уже куда-то в голову и с того момента его не помню.
Вопрос дальше решили быстро. Оказалось, что Белан начал наезжать на местного уголовника (как раз это чернявый). Тот сказал, что он - езид и авторитет, а ни езиды, ни авторитеты наездов не прощают. И сейчас он будет прапора убивать. Потом они немного подрались, но Белан ему навалял всё же, хоть и пьяный был. А потом этот чернявый куда-то сбегал и позвал каких-то своих корешей. Тогда Белан достал пистолет и сказал, что их всех прям тут и похоронит. Но, как-то так получилось, что ему дали тубареткой по башке и пистолет отняли. Потом приехали мы. Хорошо, что пистолет оказался не у урок этих, а вообще у поварихи с этой хинкальной. На этом бы всё и закончилось, если бы мне не пришлось на три недели уехать в госпиталь зашивать сухожилие на руке. Ну да, это всё такие мелочи по сравнению с тем, что могло бы быть...

***

Сам по себе Балдэр мог бы являться образчиком социально-обусловленного криминального элемента. У матери-одноночки, работающей время от времени уборщицей, вряд ли мог бы родиться и воспитаться кто-нибудь интеллектуальный и высокодуховный. Классе в пятом-шестом он попал в "дурную компанию" и чуть ли не моментально определился суд по групповой краже. Дали год колонии для малолеток, а уж там он дополучил и знаний и представлений о жизни. В общем, сразу по откидке ему было предложено савейскими правоохранителями продолжить обучение в школе или пойти потрудиться на местном ДОК-е. Он даже потрудился пару недель вроде. А потом послал ментов и взялся за старое. Подтянул пару малолеток, начал их приобщать к "настоящей жизни". Вообще, "коронкой" Балдэра был автоугон. То есть, в кражах он тоже, вроде как, участвовал, но сильно реже и в основном в госкражах. Цеплялись за товарняк, вскрывали вагон и на перегоне скидывали чё-нибудь ценное под откос. Потом собирали сами. Но, автоугоны - было основное. Взлом гаражей, угон с улиц. В Зелёной Роще была и цыганская скупка, и еврейская, и грузинская. Цены были вполне адекватные и их знали многие. Машины брали у тех, кто мог их купить на "чёрном рынке", но не мог их защитить потом. Обычно это были наплодившиеся на тот момент "цеховики". Разного рода хитрожопая публика, варившая джинсы, показывавшая видео или фарцующая чем-нибудь.
Забавной была этакая "идеология" Балдэра. Он очень склонен был, обдышавшись "моментом" или обкурившись "шалой" философствовать на тему "мы же - санитары!". Типа, просто просто забирают у "буржуев" излишки, а у государства "то, что общее" приводят в соответствие с "частным".
Хрен его знает, куда делся тот Балдэр, но когда я пришёл с армии его на улице уже давно не было. Лагеря перемалывают многое...

***

Лёша Мухин был интересен тем, что его интересовало только всё то, что связано с половыми органами прямоходящих. В детском лагере от детсада Лёша был такой один. Нас своими темами он начал заряжать с самого начала сезона и дальше лишь накачивал тематику. В пять-шесть лет крайне сложно вникнуть во все перепетии коитальных вариаций, но Лёша был плотно в теме и мог заяснить буквально за всё. Причём, самое интересное, что мальчиковая часть детсадовцев Лёшу всё больше игнорировала (склоняясь к ловле ящериц и сбору грибов), а вот девочковая часть Лёшей заинтересовалась. Весь этот разврат с теорией и практикой продолжался примерно недели две, а потом одна девочка Лёшу сдала. Вот так вот взяла и рассказала воспитательницам, что Лёша с ней проводил практические занятия по половым совокуплениям в сончас. Я не очень хорошо помню почему, но родители этой девочки приехали почему-то ночью и в комнате воспитателей были длительные ночные разборки, которые кто-то подслушивал. Вроде как там Лёшу била мать этой девочки (я почему-то не помню, как её зовут (в смысле, девочку, а не мать)). Потом они уехали, а Лёшу закрыли в темнушку. На следующий день Лёша сбежал и его поймали только через три дня в городе (как нам сказали потом родители). С этой самой девочкой до конца сезона никто не общался, а девчёнки её даже пытались малёха притопить при купании пока никто не видел. Лёшу мы больше не видели.

Сейчас это вспоминается с большим удивлением. Не, ну понятно, что дома строились от одного завода и до какой-то степени все, там живущие, как минимум в начальном периоде были "все свои", типа, как в деревне. Но, всё равно, сейчас оно представляется странным.
Во дворе между четырёх бетонных пятиэтажек, прямо посередине, был бассейн. Обычный бассейн под открытым небом с глубиной "лягушатника", то есть, что-то около 1,2 метра. Бетонный. По периметру было этакое ограждение из стальной трубы с дырочками и из них тонкими струйками в бассейн лилась вода.
Вспоминая, что короткое сибирское лето, которое позволяло купаться, длится очень недолго, я ещё больше удивляюсь тому, кто придумал этот самый бассейн и для чего. Не, ну возможно, что он и не планировался, как именно бассейн для купания, а делался типа для красоты и как фонтан, но... Но, дети в нём купались и никому в голову ругать нас не приходило. Вода в нём менялась не скажу с какой регулярностью, но менялась точно.
Надо заметить, что тогда количество работающих заводов Красноярска было выше нынешнего пожалуй, что в десятки раз и апеллирования тоже выглядят странными именно поэтому.
Сейчас на том самом месте всё выровнено и заставлено автомобилями. Антисанитария побеждена.
***
Сам момент, когда я осознал, что есть "люди, как люди", а есть "другие" случился очень рано. Когда у нас во дворе появился Яша мне было лет пять или шесть. Не помню точно, но в школу я ещё не ходил. Потому что, когда я пошёл в школу, мне купили велосипед "Луч". Это был большой, взрослый велосипед и ездить на нём мне было трудно, но так получилось, что более мелких велосипедов в продаже не оказалось, а родители рассудили, что если я смогу ездить на этом, то он будет "на вырост". Я и смог, и "на вырост" он сгодился.
Так вот, Яша резко отличался от всех других детей во дворе. Во-первых, он не купался в бассейне, а смотрел со стороны, как другие купаются. Во-вторых он не ходил в детсад, а это было очень нетипично и больше никого такого во дворе не было. В будни он сидел дома с бабушкой. В-третьих, когда Яше купили велосипед, он начал предлагать его покататься другим детям за деньги. Сам он катался очень мало и плохо. Деньги на всякие пирожные-мороженные всем или почти всем детям давали родители, а вот велосипедов было единицы. Кататься хотелось до головокружения, но возможность такая была только у пары-тройки счастливчиков. Те, кто платил Яше деньги за круг по двору находились. Сначала Яша брал за это по двадцать копеек, но потом начал повышать цену и поднял её аж до пятидесяти копеек. Так получилось, что я смог тогда сдержаться от соблазна арендовать велосипед у Яши. Почему-то я этому рад.
***
Вообще, сложно сказать сейчас, хорошо это было или плохо, что деревенские закончили школу через интернатовское обучение. Да, комфортным это назвать вряд ли возможно, но оно однозначно социализировало детей и, тем самым, пользу тоже приносило.
Суть в том, что в деревне в самые лучшие годы была только трёхлетняя школа. После этого дети ездили учиться на станцию, где была десятилетка. Поскольку восемнадцать километров глинистой или снежной каши от станции до деревни занимали обычно около часа пути, возила деревенская машина детей на неделю. То есть, в воскресенье вечером увозила, а в пятницу вечером привозила. Ну и на каникулы, разумеется, домой возвращала. Всю неделю дети жили в так называемом "интернате" на станции, который представлял из себя двухэтажный деревянный барак. Местные их называли "инкубаторские". Бывал я в том интернате, пока электричку в город ждал. Ничего особенного, общага как общага. Сказать, что там какие-то особенные безобразия происходили тоже не могу ни с собственных наблюдений, ни с инсайда. Если сравнивать с городскими гостинками, то тот интернат был средоточием добродетели прям-таки.

Сначала в это квартире жили дед с бабкой и, между отсидками, их сын вор-рецидивист. Потом отпущенное на жизнь время у деда с бабкой закончилось и в квартиру заехала некто Лариса с тремя детьми. На тот момент старшему было лет пятнадцать, второму было лет двенадцать, третьему год или полтора. Эта самая Лариса сразу же "прославилась" тем, что разругалась по разным поводам с половиной дома, а со второй половиной стала пытаться найти общий язык и дружить против первой половины. Почти никто на всё это не купился и её просто стали посылать. Но, в процессе и между делом выяснилось, кто есть эта самая Лариса и как она тут оказалась.
Квартиру она отжала у того самого рецидивиста, от которого и прижила самого мелкого ребёнка. Рецидивист сел ненадолго, откинулся и ныне, шлёпая ступнями от повреждений нервной системы технарём, бомжует по помойкам. Двое других сыновей были прижиты от двух других разных мужиков и до крайнего времени она жила на алименты от них и от постоянно меняющихся сожителей. Однако, двое старших выросли. Сначала она самого старшего выжила с квартиры. Тот устроился работать, снял где-то что-то и жил там. Пару лет назад достиг совершеннолетия средний. Этот пытался жить там до последнего. Постоянные скандалы, ругань, драки... На эту самую Ларису вызывали полицаев и соседи и сам этот средний сын. Тоже устроился работать и тоже куда-то свалил. Время от времени они, с братом, всё же наезжали и, насколько я понял, даже жили какое-то время тут. А вот она, как раз, куда-то съезжала на какое-то время. Все эти тусняки продолжались крайние два года. Средний уже на какой-то очень занюханой "королле" приезжает. Старший уже с девушкой появляется.
Вчера средний приходил с бумагами на лишение это самой Ларисы родительских прав. Хотят с братом забрать на воспитание самого мелкого. Учитывая и сравнивая мы конечно же подписали.
Такие вот особенности демографии постфеминистического общества...

Стены были обработаны чем-то серым и очень сильно шершавым. Бетонный пол и дырка в центре. Пять квадратных метров. Стальная табуретка с дощатым верхом пристреленная дюбелями к полу. Подумалось ещё, что очень хорошо, что сверху доски. Могли и цельнометаллическую сделать...
Квадратное окно было выполнено из четырёх стеклоблоков, один из которых, судя по всему, кто-то выскреб. Во всяком случае, по наличию раствора было понятно, что было как-то так.
На улице было около -5, что для Грузии было лютейшей зимой при очень высокой влажности. Одиночка такой "роскошью", как батареи отопления, оборудована не была. Ночью было ещё холоднее. Первые часов шесть получалось ещё как-то двигаться и греть организм через это. Потом организм начал замерзать и в движении.
Заткнуть дырку от стеклоблока шапкой, которую не отняли вместе с ремнями, Сергей догадался не сразу. Да, начала мёрзнуть голова, но в целом в камере стало самую малость теплее. Бетонный мешок нагревался только от температуры тела, а тело нормально питалось пару суток назад и на сколько могло хватить его, измотанного армейскими столовыми, можно было только догадываться. Спать сидя, подогнув ноги от бетонного пола получалось только очень недолгое время, пока спящее тело не начинало кренить в падение.
На вторые сутки откуда-то взялось ещё чуть-чуть сил на то, чтобы отжиматься и греть мышцы, разгоняя кровь. Принесли кусок чёрного хлеба грамм на сто и полкружки крашенной чем-то холодной воды, которая должна была обозначать, наверное, чай. Принесли почему-то утром, а потом, до вечера, вообще никто двери не открывал ни зачем. В туалет не хотелось оттого, что было нечем. На третьи сутки опять принесли такой же "завтрак". Начала немного кружиться голова и появилась этакая слабость с безразличием ко всему. На третьи сутки отжиматься уже не получалось. Мышцы потихоньку затекали и начали болеть. Начала мёрзнуть сильно голова. Проветривание с согреванием головы шапкой помогло не очень. Третья ночь была самой страшной. Ещё и на улице похолодало. В короткие минуты потери сознания сидя на табуретке, которые вряд ли можно было назвать "сном", снились тёплые полати на печке у бабушки и булькающий на плите печи чугун со щами.
На четвёртые сутки пришёл выводной с начгубом и его вывели в коридор. Спросили, хочет ли он в туалет. Сводили. И отвели в общую камеру.
Ноги едва держали. Сил что либо говорить или, тем более, что либо делать не было никаких. С порога открывалась картина, которая не предвещала ничего хорошего. Общая камера была большая, метров двадцать квадратных. Дощатый пол, пять радиаторов батарей, два окна из десятка стеклоблоков. Посредине довольно большой стол и шесть табуреток, всё прикрученное к полу. За столом сидели четверо, ещё двое на полу у батареи. У сидевших за столом точенные нарощенные каблуки, толстая и высокая подшива, кожаные ремни и морды такие, какие по-молодухе не наесть даже в хлеборезке.
-Это ты что ли в мешке сидел вчера-позавчера?
-Где?
-Ну, в одиночке.
-Да, я. Трое суток.
-Мда... Видать с интересной историей ты сюда попал, раз такое тебе отмерили. Выглядишь ты, прям скажу, очень не очень.
Как звать-то, родом откуда?
-Сергей. Из Красноярска.
-Опаньки! Зёма, значит!
-Ты тоже с Красноярска?
-Нет, с Комсомольска. Но, тут любому с наших краёв радуешься... Это у этих всё, если за сто километров, так - ни разу не земляки. А у нас, от Сахалина до Урала всё один народ. Будем знакомы, мы с тобой тёзки. Всё потом, а пока вались вон к той батарейке, там самое тёплое место, и топи массу пока в себя не придёшь. Жрачку на тебя я тормозну, потом похаваешь.
Сергей лёг на дощатый пол под радиатором и моментально выключился из реальности. Снился ему отец, который посадил его на коленки и гладил по голове, приговаривая: "Ничё, Сергуня... Всё будет нормально. Прорвёмся!".
***
Сейчас это представляется странным. Тогда это считалось чем-то обычным. Но, если посидеть, вспомнить и подумать...
Елена Петровна, двадцати лет от роду, выпускница педагогического техникума. Да, тогда было распределение и за какие такие заслуги или грехи её сослали в деревню, в которой была трёхлетка, этого сейчас мне просто неоткуда узнать. Одна ученица первого класса, одна третьего и трое во втором. Пятеро всего. Но, выкладывалась она полностью и, вспоминая, я склонен считать, что учителя, более преданного своей профессии я не встречал позже. Собственно, она на нас какие-то нововведения обкатывала, судя по всему. Водила нас вокруг деревни, одновременно ведя уроки за три класса. Рисовала большущий такой лист ватмана на пять звёзд, в каждой из которых было штук по полста лучиков и каждый лучик закрашивался красным за "пятёрку". Давала совершенно невероятное количество всякого такого, что совершенно не было в учебниках.
Можно сказать однозначно, что шить иглой чё угодно меня научила она. Любыми стежками, из любого положения, с пришиванием заплат и пуговиц.
Когда зимой батя увозил меня в город учиться, навовсе, она плакала. "Вы же у меня лучшего ученика забираете!". Но, тогда было нельзя никак по-другому... Она потом уехала преподавать на станцию. Стала совсем другой. Я встречался с ней позже. Да, всё когда-то бывает впервые... Большие классы, возраст и опыт не сделали её лучше и даже не оставили её прежней. Но, тот период остался в памяти тёплым и добрым воспоминанием несмотря ни на что. Спасибо ей за всё.
***
Вообще, тот Трудновский тракт был километрах в двадцати. Но, идти до него нужно было без всяческих намёков на просеки и даже заброшенные дороги. Однако, места те были очень богаты дичью и оно того стоило.
В тот май мы с Юрой попали на выходные вместе и решено было двинуть туда на косачиный ток. Юра утверждал, что там есть хорошая избушка и что хозяин по весне не охотится. Вышли к избушке уже вымотанные основательно. По ложкам снега было по пояс, а по пригоркам грязь такая, что только болотники и выручали. В смысле "к избушке", это - чисто фигурально. Избушки не было, а угли дотлевали. Её спалили вчерашним днём, кто и зачем непонятно. То есть, время от времени избушки жгли какие-то непонятные кто-то и отловить их ни разу так и не удалось.
Посреди поля, в расчёте на посуду и тёплый ночлег, они тогда остались чуть ли не перед самым закатом. Ну, хлеб был, сало, лук...
Но, всё равно, было грустно и тоскливо. Из сгоревших спинок кроватей, уцелевших досок и прошлогодней травы попытались соорудить хоть какую-то стояночную лежанку. Собрали хвороста и обгорелых досок на костёр.
Сергей пошёл найти хоть что-то съедобное в ближайший ложок, Юра остался пытаться доделать стоянку для ночлега.
Собственно, выбор добычи по весне очень сильно узкий. Да, если бы чуть пораньше, что можно было бы попытаться косача на вечернем току поймать, но было уже поздно. Темнело. За оставшийся час получилось подстрелить три дрозда и голубя. Причём, голубя еле-еле, на излёте.
Это Юра тогда придумал выпортошеных птиц набить солёным салом и запечь в глине. Да, получилось так, что позже это воспроизвести не получилось ни разу. Вообще, есть мнение, что ничего вкуснее дрозда, запечённого с салом в брюхе в глине на костре, позже есть вряд ли приходилось в типе пищи "дичь". Были и перепёлки с имбирём, и пельмени из рябчиков, и зячье рагу в сметане... Те дрозды были какими-то сильно другими. Да, возможно дело было в случае и ситуации. Но, это ничего по сути не меняет.
Перед рассветом они заняли позиции под черёмухой на ближайшей полянке, которую до наступления темноты присмотрели. Шалаш делать не было ни времени, ни смысла. Просто сели под черёмухой на две доски и ждали. Как договорились, поиск цели, опуск ствола, тихое "раз-два-три" от Юры.
Двух косачей срезали так, что выстрелы слились. Посидели минут десять. Косачи вернулись. Второй залп получился хуже и юриного подранка пришлось догонять в ложке. Догнали, правда...
К вечеру были дома.

Вообще, разница между городом и деревней проявлялась очень во многом. Но были и такие моменты, которые, спустя треть века, сильно озадачивают меня и поныне.
Например, детско-юношеские игры. Я участвовал в них и там, и там. Пытался переносить их из одного места в другое, но безрезультатно. В деревне среди уличных вариантов игр были популярны лапта, "чижик" и волейбол. В городе были популярны "козёл" (футбольно-мячевой), "битабанка", "чика" (пробко-бутылочная, а не монетная). Ну, это из основного. Были ещё "классики", карточные игры, "трясучка", шахматы... Но они были менее массовы и менее азартно рецидивирующи.
Почему игра битой на асфальте по бутылочным крышкам с присвоением им игровых ценностных эквивалентов была популярна только в городе, это объяснимо вполне просто отсутствием в деревне тех крышек, как явления. Всё остальное просто не хотело приживаться почему-то. Помню, что ни раз, и не два некоторые пытались внедрять "городки" и там, и там. Тоже ничего не получилось.
Ещё в городе нами был придуман этакий зимний микс хоккея с футболом. Играли за домом пустой консервной банкой в двое ворот, но с элементами силовой атаки и защиты плечами и бёдрами. Банка ходила низом и отсутствовала опасность запнуть её в окошко чьё-нибудь.
***
Август в тот год выдался сухой и солнечный. Урожай жёлтых пихтовых груздей был просто рекордный. Их вывозили из лесу уже неделю всей деревней, но они всё лезли и лезли. Однако, груздь - не сыроежка и его много не бывает. Сергей с тётей Леной поехали в очередной раз на "Минске" уже около восьми вечера, когда тётя отторговала и закрыла магазин.
Лес был уже изрядно потоптан грибниками, но свежие жёлтые головки шли на смену срезанным. Прибежавшая за мотоциклом Ириска весело и бодро задавила двух молодых тетеревят и притащила Сергею. Эта её привычка ловить птичий молодняк была хоть и браконьерской, но списывалась на недостаток собачьего понимания сути вопроса. Хитрая псинка знала, что потроха с птицы вечером отдадут именно ей.
Вёдра наполнили менее, чем за час. Ещё за полчаса насобирали небольшой рюкзак. На мотоцикле увезти больше не получалось, да и не планировалось.
- Ну, давай домой, Сергей...
Сергей взял вёдра, тётя Лена накинула рюкзачок. Она пошла.
-Эм-м... Тёть, Лен, а ты куда?
-Домой же.
-Так, нам в другую сторону.
Тётка задумчиво посмотрела на него. Оглянулась.
-Да, чё ты выдумываешь! Я в этом лесу с детства почитай что... Вон туда нам.
-Тёть Лен... Там Терлезино, слияние там, тайга дальше. До самого Лесосибирска, мимо Дальнего.
-Да, нет же! Там третье поле и дальше деревня.
В высоком хвойном лесу было плохо понятно, где именно заходящее солнце. Уже опускались отчётливые сумерки.
-Тёть Лен... Если мы туда пойдём, мы успеем до речки дойти и ночь начнётся. Ночью идти не сможем, ночевать придётся на речке. Не надо нам туда.
-Да, что ты выдумываешь-то! Мы вон оттуда пришли же!
Сергей растерялся и не знал, что сказать, чем убедить.
-Тёть Лен... Давай так сделаем. Тут всего километра два до края леса. С километр пройдём, там взгорок будет. Я на дерево залезу, гляну.
Тётка недоверчиво посмотрела на него, потом на небо. Покачала головой. Пошли.
Столько всякого Сергей передумал за то время, пока они шли до опушки... Были, были сомнения в том, а не ошибся ли он. Но, уверенность в себе была выше.
На опушке стояла высокая раскидистая берёза. Он чуть ли не бегом на неё взлетел примерно до середины. И ожидаемо увидел край поля.
-Вон оно! Поле вон оно! А чё я говорил?
До поля он чуть ли не бежал от радости, оглядываясь лишь время от времени, чтобы тётя не отстала сильно.
Вышли, он завёл мотоцикл и уже через полчаса они чистили грузди во дворе.
***
Андрюха тогда хозяйничал, как раз, в аккумуляторке ПТОР-а. Прапоры заведовать ей не хотели, поскольку поживиться там было нечем, вот Андрюху туда, как сержанта ответственного и надёжного, и засунули. Всему взводу от того была одна радость, поскольку в аккумуляторке можно было чайку попить и погреться будучи в парке по какой-нибудь надобности. А надобности такие возникали очень не редко. Сергей при пересменках в бронегруппе, при заправке БТР-а и при пополнении боекомплекта тоже в том парке бывал чуть ли не через день. Можно, конечно, было и на КТП посидеть, но там постоянно тёрлось офицерьё всех уровней, а в аккумуляторку редко кто заглядывал.
Слякотные межсезонья горной Грузии просто убивали мокрыми ногами и постоянным напрягом с перерасходом сапожного крема. Можно, конечно, было мазать ваксой, но тогда и ноги, и портянки становились совершенно чёрными, что не добавляло ни радости, ни уважения, ни самоуважения. И, если вакса была в каптёрке в любом количестве, то крем приходилось покупать в военторге за деньги. Первые сапоги Андрюха сделал себе.
Танковые аккумуляторы заливались сверху чем-то, что называлось "мастика". Вроде как это нечто было смесью гудрона с соляром и чем-то ещё. Словом, оно было похоже на гудрон или битум, но с элементом эластичности.
Андрюха растопил ведро этой штуки и макнул туда на всю глубину хорошо отмытые сапоги. Сапоги покрылись этим и стали слегка похожи на новые резиновые. Шов между подошвой и верхом сапога заполнился и влагу пропускать перестал. Чистка производилась сначала тряпкой, потом кусочком фланели и после чистки они блестели куда сильнее и лучше, чем начищенные кремом. Хватало одной обработки как раз на один сырой сезон. Сразу же после этого улучшенной версией сапог могли похвастать друзья Андрюхи. Чуть позже ими могли похвастать и те, кто мог финансово замотивировать Андрюху. В общем, всем от того сделались сплошные "плюсы", сухие ноги, а кое кому и обедики в хинкальной с ужинами-чаепитиями с горячим хлебом.
***
КЗакВО по каким-то циркулярам и стандартам считался регионом тёплым и переводили в зимнюю форму одежды тамошнюю армию с календарным наступлением зимы. То, что долинные регионы совершенно не были похожи на горные отчего-то адептов календарной зимы не озадачивало и не волновало. И вот стоят солдатики на плацу "жаркой Грузии" в какой-нибудь горной части, а им по летним шмоткам снежной метелью шуршит и зубы выбивают "На Колыме, где тундра и тайга кругом..."... Офицеры не шибко этим всем грустили обеспечивали себе под хэбэ поддёвочку шерсятную свитерком и штанишками, носочками шерстяными в сапожки кожаные. А были и такие, кто не стеснялся шарфик на горлышко намотать.
Поскольку первую половину срока службы Сергей провёл в долинных частях, подобная "радость" поздней осени для него была несколько неожиданной. Так же впечатлила она и тех, кто попал в часть с выведенных из ГСВГ частей. Но тут повезло им просто вовремя и просто очень.
В бане выгорела проводка. Выгорела она основательно и почти вся. Нужно было восстанавливать, да ещё и под приёмку приезжей противопожарной комиссией, под все нормативы. Специалистов, кто мог бы это сделать, в оскудевшей, после отъезда по новообразованным государствам солдат, части осталось всего двое. Сергей и радист второй бронегруппы Юра Иванов. Причём, и один, и другой тянули боевое дежурство "через день на ремень". Сначала даже хотели вообще просто закрыть баню, а солдат отправлять в поселковую общественную баню. Но, какой-то высокий чин запретил такие фортеля и начали решать, как быть. Просто тупо приказать в междусменок ещё и впахивать на хозработах по монтажу проводки что-то всё же мешало. Возможно, здравый смысл подсказывал, что "тяготы и лишения военной службы" подобного вида будут саботированы по максимуму.
Поэтому, предложено было почти с ласковым уговариванием и сулением чуть ли не коньяк и женщин. Обсудив вопрос меж собой с Юрой пришли к выводу, что открутиться не получится и решили по максимуму взять, по минимуму жертвуя. Были затребованы два узбека-штукатура и молдаван, который по образованию был электрик, но из всего электрического знал только, что в розетке может током долбануть. Это не мешало ему быть исполнительным и прилежным. Прекрасно понимая, что молдавана придётся по ходу обучать тому-сему, взялись за дело. Честности для стоит отметить, что БТР "Орёл-101" Юры стоял напротив ворот части, в то время, как "Орёл-107" бронегруппы Сергея мотался с сопки на сопку, с позиции на позицию и в части Сергей бывал куда реже Юры. Несмотря на то, свою часть работы и инструктирования молдавана Жоры Сергей тоже выполнил. А она, хоть и была пореже, включала в себя простенький, но проект. Штукатуров инструктировать особо не в чем было, поскольку они только долбили штробы по нарисованным линиям и потом их закрывали. В общем-то, закончили рекордно быстро. Всего за одиннадцать дней. Прапор-банщик мухлевать не стал и отблагодарил кого, кто чем попросил. Узбеки и молдаван согласились на обещание ходить в баню в любое время. Юра себе штук десять простыней заявил на подшиву. Он и сворачивал её потом чуть ли не по полпростыни на воротник, хотя и пораздал много. Сергей же взял большой рулон зимней байковой портянки. Вообще, с той ткани, по сведениям, заслуживающим доверия, офицерские и прапорские жёны резали тёплые детские пелёнки и себе прокладки. Хорошая была ткань, мягкая, тёплая.
Уже в первый же вечер Сергей шил подклад на камуфляжку из этой портяночной ткани. Шил иголкой, кроя на глаз. За пару часов получилось нечто, хоть и уступающее бушлату, но значительно превосходящее тонкую хэбуху "камка". Через два дня все друзья Сергея уже не тряслись на разводе и с сочувствием поглядывали на обладателей "камка" без подклада. Офицеры поглядывали на них подозрительно, но целенаправленно не цеплялись.

Славку вырастила в деревне тётка. Отец его, вор-рецидивист, сгинул в лагерях неизвестно как и где именно. Мать, беспутная и сильно пьющая, оставила сестре и растворилась в утреннем тумане, когда Славке было пять лет. С тех пор она так и не объявилась. Тётка Агния была женщиной тихой, предельно трудолюбивой и жила одна с тех пор, как погиб в несчастном случае её жених. Она не была красавицей и порог её новые претенденты в мужья не стремились преодолеть, а сама она просто жила, просто трудилась, просто воспитывала Славку. Славка до совершеннолетия испробовал и изучил все виды крестьянского труда. Сложно сказать, чем он не занимался и чего не умел. Тётка гнала его учиться в институт, но он отчего-то так и не поехал. Школу закончил в посёлке вместе с остальными деревенскими живя в интернате станционном. Ушёл в армию. Тётка умерла пока Славка был в армии. В деревне она умерла предпоследней. Уснула и не проснулась. Замёрзший труп нашли спустя несколько недель привезшие продукты со станции трактористы с соседней деревни. Скотину держать сил у неё уже не было, а кошка умерла в вымерзшей избе вслед за Агнией. Никто Славке ничего не сообщил и похоронили тётку на кладбище соседней деревни в общем потоке покойников слаженным коллективом копальщиков могил. В то время хоронили почитай чуть не каждый день...
( Read more... )

Николай в жизни кем только ни работал. Как после армии пошёл набирать квалификаций, так и монтажничал-высотничал, и бульдозерил, и шоферил, и сварщиком ГЭС-ы варил, и коттеджи для крестьян строил...
Остановился он в электриках на заводе. Женился, получил квартиру от завода, купил гараж, как лучшему в профессии дали талон на "Жигули"... Работал, жизни радовался. Один ребёнок родился, второй. А потом жена сказала: "А не пошёл бы ты, Коля, отсюда... Я с тобой жить не хочу, ты дома не бываешь и вообще я тебя разлюбила. Развод!". "Самый гуманный суд" моментально отсудил ей обоих детей и квартиру. И сразу же все соседки, все женщины с работы вылили на Колю столько дерьма, что и на работе стали на него поглядывать несколько искоса. Тут же выяснилось, что не коммунист, не профсоюзный деятель, в работе культурной не участвует... А тем временем бывшая супружница уже получала с того Коли тридцать три процента алиментами. Коля перевёлся работать на другой завод сварщиком, но денег всё равно перестало хватать, поскольку размеренная семейная жизни в квартире с советскими тарифами сильно отличалась от жизни "перекати-поля". Остались у него от бывшей семейной жизни только "жучка-двойка" (она же ВАЗ-2102) и гараж. Пока он жил в семье, гараж служил тем, чем и должен был служить - хранилищем для машины и ремонтной мастерской. Оставшись без крыши над головой Коля часто ночевал в гараже, когда было больше негде. Иногда ночевал на работе, иногда у друзей, у знакомых, у женщин... Но, в гараже он стал ночевать всё чаще.( Read more... )

Иван и Альбина жили тем, что ездили в геологические экспедиции. СССР занимался геологоразведкой много и спрос на данный труд был постоянно. Иван трудился обычным рабочим, а Альбина рекрутировалась поварихой. Она была литовка. Была замужем за военным, родила сына, потом начала бухать и военный с ней развёлся, лишил её родительских прав и выгнал с дома. Иван был детдомовский, по какой-то программе получения жилья детдомовцами получил "гостинку" ещё когда они только строились и ту Альбину подобрал к себе. Ездили они каждый год на пять месяцев сезона, а потом остальные семь месяцев бухали и бездельничали. Собственно, зарабатывали очень недурственно, если учесть, что всю зиму сытно ели и пили даже при довольно не низких ценах на водку при "перестройке".
Как-то приезжал к ним побухать какой-то то ли бригадир, то ли мастер той самой геологической партии. В общем, начальник какой-то. И рассказывал на лавочке у подъезда, что Иван - работник уникальный и его все очень ценят. Он утверждал, что тот Иван выкидывал из шурфа грунт на шесть метров вверх. Ему не все верили, но он клялся и божился.
( Read more... )

Азимов и Разимов были просто двумя узбеками, которые умели очень хорошо класть камни, кирпичи и прочий шлакоблок, штукатуря его потом. Служили со мной в части, с которой я увольнялся. Один был большой такой и похожий на Кинг-Конга, неразговорчивый даже среди узбеков. Второй небольшенький такой, вёрткий, каратист. Причём, каратист весьма серьёзный. Я как-то с ним бился пару раз и оба раза разошлись "по нулям". Не то, чтобы я супербоец, но в армии мог многое и был куда тяжелее того узбечонка и без жира. "Кинг-Конг" мне как-то в спарринге не попадался, но, думаю, что я бы его слил без особых проблем.
Интересны эти два узбека были тем, что склали и отштукатурили в части почти всё и ходили всегда парочкой. К дембелю многие мутили и расшивочки гусарские, и альбомчики, и прочие понты. Альбомы этим двоим делал наш рукодельник с моего взвода Виталик. Под серьёзный магарыч, конечно же. Ну, делал и делал... Он многим делал. Но! "Кинг-Конгу" он забабахал калечку промеж страниц с рисунком. В общем, на рисунке некто с погонами младшего сержанта (как у "Кинг-Конга") с чуркой вместо головы. Но, самое чудесное, что под этим подписано "Человек-чурка".( Read more... )